Петербург, 1895 год - Страница 27

К оглавлению

27

Я хорошо помнил его спокойную, неторопливую речь, его мягкие, интеллигентные манеры. Абсурдность обвинения была совершенно очевидна. Я конечно понимаю, что во многих случаях факт изнасилования крайне непросто доказать или опровергнуть. Изнасилование является, воможно, самым неясным преступлением. Но чтобы П.С. Джонс изнасиловал двух девочек-подростков!.. Впрочем, многие в это поверят, потому что П.С. Джонс — чернокожий. Поверят только по этой причине. Единственной, но достаточной.

Разумеется, это была провокация. Ясно, что кое-кто в Америке сегодня заинтересован в том, чтобы обострить расовую проблему. Это можно было предвидеть.

Интересно, что скажет теперь Ричард Рауш? Интуитивно я чувствовал, что он тоже расист, но объективно ему было выгодно сказать сейчас правду. Заблуждаются те, кто считает, что политики всегда врут. Политики всегда говорят то, что им выгодно в данный момент. Сегодня Рауш скажет правду. Он должен будет сказать правду.

Но многие ли ему поверят? Послушают ли его белые? И, что не менее важно, послушают ли его черные? Едва ли. Едва ли, потому что он уже допустил политическую ошибку. Он обязан был предвидеть возможность подобной провокации и предсказать ее заранее. В этом случае сейчас никто не поверил бы в виновность П.С. Джонса. Да и провокация, скорее всего, вообще бы не состоялась.

Странное дело — сейчас я рассуждаю почти как сторонник коммунистов. А впрочем, что в этом странного? Разве идеи коммунистов не здоровее тех дремучих инстинктов, которые пытаются разбудить в людях организаторы дела П.С. Джонса? Поневоле засочувствуешь коммунистам!

Значит, топор войны вырыт опять! Опять пережидать острый расовый конфликт. Опять ловить на себе ненавидящие или, наоборот, опасливые взгляды белых прохожих. Опять обмениваться подчеркнуто солидарными улыбками с незнакомыми черными.

Я на секунду представил себе, какая толкотня будет сегодня в World Trade Center на пресс-конференции Эллиота фон Хрубера. Б-р-р! Никуда не хотелось идти. Настроение было безнадежно испорчено.

А что если «заболеть»?! Отличная идея… Я ведь давно уже не болел. Все мои шестнадцать дней за этот год в целости и сохранности… Набью холодильник до отказа и буду сидеть дома… «Лечиться»… Жрать, пить водку, смотреть телевизор… Я еще немного поразмыслил, и набрал номер шефа. Послышались шесть длинных гудков, а затем включился автоответчик. Громким шепотом я четко произнес:

— М-р Бергман! Говорит Ларри Левистер. У меня температура — 103, и голос пропал. Считайте, что я взял персональные дни до вторника. Очень сожалею. Пока!

Отлично! Теперь главное — не подходить к телефону. Пусть шеф думает, что я напился чаю с медом и дрыхну. Конечно, шеф может обо всем догадаться, ну и черт с ним. В конце концов, я никогда этим не злоупотреблял.

И я отправился в супермаркет. Там я купил десять банок куриного супа, три фунта различных холодных закусок, банку кислой капусты, четыре баночки маринованных грибков, две пачки сосисок, огромный пакет красного картофеля, три французских батона, а также пачку кофе, пять блоков сигарет и два ящика кока-колы. Затем я посетил еще два очень важных магазина и приобрел галлон исландской водки, бутылку приличного шотландского виски и сто двадцать бутылочек «Карсберга».

Дома я разложил все это по местам, а затем поставил одну бутылку водки в морозильник, засунул в микроволновую печь две картофелины, бросил в кастрюльку три сосиски, откупорил бутылочку «Карсберга» и включил телевизор.

Первое же, что я увидел на экране, было интеллигентное лицо П.С. Джонса…

Глава 16
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ШАХМАТНЫЙ ТУРНИР В РЕСТОРАНЕ АРКАДИЯ ПРАДЕРА

Пятого декабря 1895 года, за четверть часа до полудня, в ресторане Прадера все уже было готово к открытию шахматного турнира в честь дня рождения американского гроссмейстера Гарри Нельсона Пильсбери.

Обычно здесь зажигали лишь небольшое количество свечей и накрывали их красными абажурами, что придавало обстановке некую торжественность. Но в этот день все было иначе! Задолго до Роберта Фишера Аркадий Симонович понял важность хорошего освещения для творческого настроения шахматных игроков. В центре ярко освещенного зала стояли в ряд шесть шахматных столиков, за которыми уже сидели одиннадцать участников предстоящего состязания. Не хватало только именинника. Чтобы не терять время в томительном ожидании, познакомимся пока с игроками.

За первым, если считать от окна, столиком сидел флегматичный молодой человек с пенсне на длинном семитском носу. Телосложением он скорее напоминал математика, нежели атлета, а ростом походил на Наполеона Бонапарта. Впрочем, в ту пору Эмануил Ласкер и являлся наполеоном шахматного мира, второй год нося титул «Champion of the World».

Напротив Ласкера, прислонив костыли к спинке стула, сидел рыжеволосый карлик с огромным лбом и горящими глазами. Этот старик, которого природа наградила столь отталкивающей наружностью, был личностью поистине замечательной. Год назад Вильгельм Стейниц уступил Ласкеру титул шахматного короля, но навсегда сохранил за собой славу величайшего шахматного мыслителя. Два великих чемпиона дымили сигарами и мирно, по-видимому даже дружелюбно, беседовали между собой. Времена конфронтаций между сильными шахматного мира тогда еще не наступили.

За следующим столиком расположились два сильнейших русских маэстро — Михаил Чигорин и Эмануил Шифферс. Этих вечных конкурентов объединяла одна, но пламенная страсть к спиртным напиткам. Именно этим пагубным пристрастием, да впридачу еще фатальным невезением объясняли некоторые советские шахматные историки тот досадный факт, что великий русский шахматист Михаил Чигорин так и не стал чемпионом мира. Не пора ли нам признать, что Михаил Иванович ни в один момент не был сильнейшим в мире, а заодно понять, что в портретной галерее шахматных гениев прошлого этот рыцарь без страха и упрека будет выглядеть куда достойнее в блестящей претендентской мантии, чем в амплуа жалкого пьянчужки-неудачника?..

27