Маэстро поднял свои отяжелевшие от водки веки и увидел Ульянова.
— А, Володя, привет-привет! Мы с Прадером на днях про вас вспоминали. Старый Прадер считает, что у вас большие шахматные способности. Возможно, он прав, но чтобы развить свои способности, необходимо много заниматься. Достаточно ли я занимаюсь? Правильно ли развиваюсь, как шахматист? Эти вопросы должны постоянно занимать молодого человека, Володя.
«Всероссийским шахматным учителем» называли Шифферса современники. Его педагогические наклонности особенно ярко проявлялись, когда маститый маэстро пребывал в нетрезвом состоянии. А напивался Шифферс с постоянством, достойным лучшего применения.
— А меня лично больше не занимают никакие вопросы, — продолжал Шифферс свою пьяную болтовню. — Эти негодяи не соизволили пригласить меня для участия в турнире. Пусть им же будет хуже! Своим участием я бы снизил им процент евреев. Двоих из этих господ следовало бы проверить на предмет права въезда в Санкт-Петербург. Я не антисемит, но вы знаете, что когда еврей занимает ваше место, это всегда наводит на некоторые размышления…
— Хотите кофе? — прервал Шифферса Ульянов, и, не дожидаясь ответа, заказал две чашечки кофе и коробку папирос.
Ульянов и сам был навеселе, но Шифферс произвел на него удручающее впечатление. Его необходимо было протрезвить, прежде чем играть с ним или передавать ему приглашение Прадера. Впрочем, Ульянов знал, что Шифферс быстро трезвеет, особенно от кофе.
И, действительно, через несколько минут Шифферс заметно взбодрился и сам предложил Ульянову сыграть пару партий по «франку». Франком на «доминиканском» жаргоне именовалась стандартная ставка — 25 копеек. Попутно отметим, что за столик и фигуры посетители платили в «Доминике» 20 копеек в час.
Протрезвев, Шифферс немедленно заявил, что не мешало бы еще выпить.
— Не беспокойтесь — я сам! — быстро сказал Ульянов.
Он знал, что спорить с Шифферсом на эту тему все равно бесполезно, а ему не хотелось, чтобы маститый маэстро платил. Поэтому он сам подозвал официанта и заказал маленький графинчик водки, после чего они приступили к игре.
Шифферс давал Ульянову пешку и ход вперед — это была их обычная фора. В результате почти трехчасовой борьбы Шифферс выиграл четыре партии при одной ничьей. Ульянов достал бумажник и вручил Шифферсу рубль и, заодно, записку от Прадера с приглашением на турнир.
— Собственно, для этого я вас сегодня и искал, — добавил он.
— А я уже знаю про этот турнир, — сказал Шифферс.
— Откуда? — удивился Ульянов.
— До вас здесь сегодня был Хардин.
— Как, Андрей Николаевич был здесь!? — воскликнул Ульянов.
— Да, утром. Я сегодня весь день у «Доминика».
— И вы будете во вторник у Прадера?
— Обязательно! — сказал вновь опьяневший Шифферс, наливая водки себе и Ульянову. — Я покажу этим господам, где раки зимуют! Давайте выпьем, Володя!.. Ваше здоровье!.. Не беспокойтесь, старый Шифферс еще покажет всем хуй с четвертого этажа!
— Я в этом не сомневаюсь! — засмеялся Ульянов.
Он посмотрел в окно. Стемнело. Ульянов вдруг подумал о том, как уютно, вот так, декабрьским вечером сидеть у «Доминика», пить водку и смотреть в окно на освещенный газовыми фонарями Невский…
— Вы не откажетесь отужинать со мной, Эмануил Степаныч? — предложил Ульянов. — Пойдемте в зал.
— Спасибо, но я что-то не чувствую за собой особого аппетита, — ответил Шифферс. — Давайте просто закажем еще один графинчик и какой-нибудь закуски.
Они перешли в главный зал кафе и разместились за столиком у окна.
— А какой закуски? — спросил Ульянов, разглядывая меню. — Может быть, маринованную миногу?
— Ни в коем случае! — запротестовал Шифферс. — Я знаю только два места, где можно просить маринованных миног — в ресторане у Николаевского вокзала и у Аркадия Симоновича. Маринованные миноги у «Доминика» не идут с теми ни в какое сравнение.
— Ну, а что тогда?.. Грибков? — предложил Ульянов.
— Да, нет, рыбная закуска — это была неплохая идея. Давайте спросим рыбное ассорти.
— Прекрасно! — одобрил Ульянов. — Ну, а какое-нибудь горячее блюдо? Покушайте, Эмануил Степанович! Раз уж решили попить как следует, так давайте и поедим… Как насчет осетрины по-петербургски?
— Спросите лучше каплуна, — решился, наконец, Шифферс. — Да попросите пожирнее! Люблю жирное под водку.
Ульянов заказал довольно большой графин водки, рыбное ассорти, осетрины — для себя, и каплуна — для Шифферса. Официант сразу принес водку и холодную закуску, и Шифферс провозгласил тост:
— Давайте, Володя, выпьем за вашу молодость, чтобы у вас все удачно в жизни сложилось, и чтоб вам не пришлось потом мучиться угрызениями совести.
— О чем это вы, Эмануил Степаныч? — спросил пораженный Ульянов.
— Да так… Вы читали сочинения г-на Достоевского?
— Да, конечно, — ответил Ульянов.
— Недавно я приобрел новый тринадцатитомник сочинений покойного Федора Михайловича, — Шифферс говорил неторопливо, с какой-то пьяной задумчивостью. — В молодости я был с ним знаком, он неплохо играл в шахматы… Сейчас я перечитываю его роман, где рассказывается о молодом человеке, убившем старуху…
— Разумеется, я знаком с этим романом, — перебил Шифферса Ульянов.
— Старуха была процентщицей, — упрямо продолжал Шифферс. — Молодой человек убил ее ради денег. Он как бы пожертвовал никчемной старухой ради собственного будущего. Так шахматист в конце партии порой жертвует офицером, чтобы пешка стала королевой… А потом молодой человек долго и мучительно раскаивался… Да, давайте выпьем. Ваше здоровье!.. Вот также скоро пожертвуют нами, нашим усталым и подлым миром… Ради светлого будущего!.. А потом будут мучиться и сомневаться: правильно ли поступили…